Не один год рассуждали и вот решили – БРИКС-банк скоро будет спущен на воду. Вопрос того, зачем он нужен и каким он будет – отнюдь не праздный, и не популистский, и на него есть много интересных углов зрения.
БРИК(С) как концепт родился 30-го ноября 2001 года, усилием пера в руках британского экономиста, в то время возглавлявшего отдел экономических исследований Goldman Sachs, Джима О’Нила.
Джим всегда был звездой среди аналитиков, лучшим специалистом по валютным рынкам, с 2010 года он возглавлял Goldman Sachs Asset Management, а с января 2014 года является почетным профессором экономики Манчестерского Университета.
(Довелось в прошлом дважды пообщаться с Джимом, – приятнейший, интересный дядька. Он кстати не так давно популяризировал новую аббревиатуру, – МИНТ, – объединяющую Мексику, Индонезию, Нигерию и Турцию. Я пытался объяснить, что акроним МИНТ уже занят, но он, кажется, не понял :)))
О’Нил считает создание БРИКС-банка позитивным явлением, которое выявило проблемы мировой системы экономического управления, отставшей от изменений в мировой экономике за последние десятилетия.
В интервью CNBC он сказал, что банк БРИКС может рассматриваться как своего рода символический “проект тщеславия” для всех стран коллективно, и как возможность для Китая на “цыпочках” поэкспериментировать с более глобальной ответственностью. Также он добавил, что “надо посмотреть, что они реально хотят делать с помощью [этого банка]”.
Структура и цели.
Структура банка изначально будет разделяться на два “кошелька”: фонд для кредитования проектов развития (NDB – New Development Bank, “мини-альтернатива Всемирному Банку”) и пул валютных резервов для компенсации непредвиденных внешних шоков (CRA – Contingent Reserve Arrangement, “мини-альтернатива МВФ”). Изначальный капитал NDB – $10 млрд. (по $2 млрд. от каждого учредителя), разрешенный капитал – $100 млрд. Размер CRA – $100 млрд. ($41 млрд. от Китая, $5 млрд. от ЮАР, и по $18 млрд. от остальных).
Однако, в отличие от IMF, CRA не будет фондом в прямом смысле слова, а будет, вместо этого, набором двусторонних обещаний предоставить резервные средства по необходимости в случае трудностей.
Основной задачей NDB будет финансирование инфраструктурных проектов в странах БРИКС, с разрешенным уровнем до $34 млрд. в год. По требованию Индии, “размывать” капитал никакому участнику без согласия остальных 4 не позволено, а при вступлении новых членов, общая доля изначальных участников не может опускаться ниже 55%.
Основной задачей CRA будет предоставление поддержки на случай глобальных проблем ликвидности и давления на национальные валюты стран БРИКС, а также потенциально и другим странам.
Дополнительные вливания в NDB, сверх разрешенного уставного капитала, будут производиться через приобретение облигаций, – что означает, что даже если Китай будет выкупать весь их объём, это не повлияет на его вес при голосовании всяческих инвестиционных комитетов, так как репрезентация зафиксирована равным участием в уставном капитале. Подобное равенство, сильно отличается от устройства, скажем, Всемирного Банка, в котором Китай – вторая по размеру мировая экономика – имеет меньше голосов, чем страны Бенилюкса.
Немного исторической перспективы и сегодняшней действительности.
Как гласит мой университетский учебник за авторством знаменитого Энгуса Мэддисона (Angus Maddison, “The World Economy: A Millennial Perspective”), на момент 1750-го года доля Индии в мировом ВВП составляла 24.5%, Китая – 33%, а совокупная доля Великобритании и США – 2%. К слову сказать, вышеупомянутая статистика поразила западный академический мир, когда её впервые озвучил бельгийский экономический историк Поль Байрох в 1983 г., после чего Мэддисон и начал свои знаменитые исследования.
Сегодня Бразилия, Россия, Индия и Китай входят в 10 самых крупных экономик мира, и, как бы западный мир не хотел считать их “развивающимися”, Джим О’Нил утверждает, что “они всё больше и больше становятся драйверами всего позитивного развития в мировой экономике”, и называть их “развивающимися” – идиотизм, вместо этого их надо называть “рынками роста”.
В PriceWaterhouseCoppers считают, что ВВП Китая перерастет ВВП США к 2017 году по паритету покупательной способности, а к 2027 году – уже по рыночному валютному курсу. Аналогичные ставки PwC делает касательно России против Германии, к 2020 и 2035 году, соответственно.
Всемирный Банк, Международный Банк Реконструкции и Развития и МВФ были созданы в результате Бреттон-Вудской конференции в июле 1944 года. Джон Мейнард Кейнс тогда предлагал создать новую мировую резервную валюту “банкор”, которая выражалась бы в золоте, а все остальные валюты – в ней. США это никак не устраивало, и планам Кейнса было не суждено воплотиться в жизнь. В этом плане БРИКС-банк, конечно, является также и инструментом снижения зависимости от доллара, именно в котором содержаться более 60% мировых резервов, и который США так систематично обесценивает.
Такие “развивающиеся” страны как Китай и Индия, производя товары с низкой себестоимостью, экспортируют их в США, которые расплачиваются в долларах. Эти доллары затем в виде резервных инвестиций возвращаются в США, и через центральную банковскую систему спускаются до американских БВУ, которые потом под мизерные проценты кредитуют американского потребителя на приобретение жилья, машин, техники и т.д. Во многом именно дихотомия доллара как американской национальный валюты и мировой резервной валюты позволяет США наслаждаться дешевым кредитованием (спору нет, США – самая эффективная экономика в мире и т.д., но что если бы доллар не был резервным?).
Создать создали, что дальше?
БРИКС-банк, наверное, является самой значимой инновацией в институциональной структуре фондирования мирового развития со времен создания ЕБРР в 1991 году. А какое многонациональное равенство, просто загляденье: первый президент – Индус, первый председатель управляющего совета – Россиянин, первый председатель совета директоров – Бразилец, основная штаб-квартира – Китайская, вторая штаб-квартира – Африканская. Кстати говоря, в ротации президентства Китай – на последней очереди.
Вот разве что экономики стран пресловутой аббревиатуры мало что объединяет, кроме “развивающегося” статуса: ВВП Китая в 28 раз больше ВВП Южной Африки, доход на душу населения в России в 10 раз больше, чем в Индии, неимоверно разные культуры, и т.д. Хотя, с другой стороны, конечно, Китай с Россией объединяет авторитарная власть, а всех их – коррупция.
Бреттон-Вудские институты десятки лет потратили на выстраивание своей далёкой от совершенства системы, при том, что большинство стран-учредителей – либеральные демократии.
БРИКС-банк, который лидеры стран-участниц желают позиционировать в ряду с мировыми институтами развития, столкнется с большой проблемой выдерживания стандартов прозрачности, управления, качества процедур кредитования, не говоря о банальной нехватке кадров мирового уровня – если кроме популизма принимать во внимания политические и структурные реальности экономик стран БРИКС.
Всем интересующимся людям, думаю, понятно, что Китай, чей собственный Банк Развития (CDB) уже сегодня кредитует намного больше ($240 млрд. за 2013 г.), чем Всемирный Банк ($52.6 млрд за 2013 г.), мог бы без особых усилий прокапитализировать институт в несколько раз больше БРИКС-банка. Однако Китай здесь играет более хитрую игру в плане получения доверия и авторитета в международном сотрудничестве и управлении, приняв равное меньшинство в капитале и, соответственно, репрезентации – по крайней мере, формально.
Лично я считаю, что странам с малоразвитой инфраструктурой и примитивной политико-экономической системой, намного важнее проводить фундаментальные реформы в части либерализации, транспарентности, рынков капитала и механизмов трансмиссии экономической политики, чем иметь субсидированный банк на основе существующих проблем с компетенцией и коррупцией.
Банк развития, такой как, к примеру, ЕБРР, стремится предоставлять кредитование тем заемщикам, которым он может помочь наладить корпоративное и государственное управление, обучить качественным процедурам и дать доступ к технологиям. Как это сможет делать банк, чьи страны во многом страдают от острой нехватки вышеперечисленного, я ответить затрудняюсь.
Конечно, все может обернуться намного позитивнее, если и у стран будет не только искреннее желание создать качественный институт, но и механизм контроля независимости и профессиональности его управленческой команды, не говоря о симметричной внутренней поддержке его деятельности всеми государственными органами на территории каждой страны-участницы.
Из чисто операционных трудностей, у БРИКС-банка можно представить: 1) неочевидность и малочисленность набора высоко-качественных инвестиционных проектов; 2) ограниченная способность банка отслеживать исполнение проектов, коррупцию и эффект на экономику; 3) сложность достижения политической независимости и неаффилированности к проектам, не обязательно имеющим очевидный позитивный эффект для экономики в целом, но тем не менее попадающим под интересы лиц, приближенных к власти.
