К сожалению, моего старшего товарища, Фулвио Добрича, не стало. Это был огромный человек, много сделавший для своей родной страны и для развития финансовых рынков в целом. Был одной из ключевых фигур, участвовавших в реструктурировании внешного долга Югославии в 1980-х, от имени Manufacturers Hanover Trust of New York, ставшего в последствии JP Morgan. Один из самых успешных инвестиционных менеджеров по облигациям развивающихся стран, с ежегодной доходностью больше 30% на протяжении 15-ти лет. Был членом наблюдательного совета фонда Колина Пауэлла, вместе с Мэдлин Олбрайт, Генри Киссинджером, Джимом Бейкером и другими. Очень много помогал студентам-иммигрантам в Америке, спонсировав именную стипендию. Я помню как-то в начале 2010-х французский банк, в котором я тогда работал, пытался найти продавцов кредитно-дефолтных свопов на риск одной из восточно-европейских стран, для которой мы привлекали около миллиарда евро посреди бушевавшего кризиса суверенных европейских долгов. Наши трейдеры не могли найти и 50-ти миллионов долларов страховки риска, ссылаясь на то, что рынка вообще нет. Мы позвонили Фулвио, который через полчаса вернулся к нам со словами: “Сегодня есть 250-300 миллионов, не двигая рынок”.
FULVIO DOBRICH Obituary (2022) New York Times
View FULVIO DOBRICH’s obituary, send flowers and sign the guestbook.
We mourn the loss of Fulvio V. Dobrich, a 1971 graduate of @CityCollegeNY, and a dedicated member of our Board of Visitors since the School’s creation. Mr. Dobrich played an essential and active role in shaping both the Colin Powell Center and our school. https://t.co/CEPm6YxzEBpic.twitter.com/c4DVlog9uh
— Colin Powell School for Civic & Global Leadership (@cpowellschool) March 2, 2022
Ужинали в самом старом ресторане Парижа, основанном в 1686 г. Многие известные личности мировой истории были здесь завсегдатаями в разные эпохи. Далее зарисовка исторических событий, подсказанных артефактами на стенах знаменитого Прокопа.
Дневник Джона Адамса. 29 апреля 1778 года.
После ужина мы с Бенджамином отправились послушать несколько выступлений во французской Академии Наук.
– Также в этом месяце мы потеряли [неразборчивая речь]. Академия и общество никогда не забудут его большой вклад в развитие науки, – закончил чтение некрологов Д’Аламбер. В зале самого интеллектуального собрания Парижа прозвучали сдержанные апплодисменты – участники сегодняшнего заседания были куда более заинтересованы одновременным присутствием в зале двух живых легенд Просвещения: моего коллеги Франклина и недавно вернувшегося в Париж Вольтера. Бенджамин сейчас служит Министром Соединенных Штатов Америки во Франции, но более популярен здесь в основном в связи со своими научными экспериментами и изобретением молниеотвода. Необузданная толпа французских энтузиастов уговорила двух этих уважаемых немолодых людей целоваться в щеку, хоть и по-дружески. Чтобы как-то разрядить обстановку, я предложил обоим составить мне компанию в Прокопе за бокалом вина. Вольтер, очевидно тяжело больной, рассказывал о своих деловых успехах в Ферне. Мы же, со своей стороны, делились новостями из Нового Света.
– Вы бы знали, Месье Вольтер, как я рад, что Бенджамин теперь полностью перенимет на себя функции посланника Америки во Франции, – сказал я с радостью.
– Видите ли, – Бенджамин попытался объяснить мою радость недоумевшему Вольтеру, лишь недавно наконец-то вернувшемуся в Париж с триумфом после длительного изгнания, – в голове моего коллеги не соотносятся французская фривольность и одновременно достижения в науке и дипломатии.
– Абсолютизм, мои юные друзья, порождает разные извращения нравов и мыслей, как в правителях, так и в их народах, – прокряхтел Вольтер.
За соседним столом двое изрядно выпивших настоящих юнцов громко чокнулись бокалами.
– За Вольтера! Liberte! – эмоционально крикнул один молодой человек, смотря прямо на тостуемого. – За равенство, за Руссо! – перебивая прокричал второй, нарочито направив взгляд в сторону. – Макс, Жорж, прекратите, ей богу, стыдно, – негромким спокойным голосом вмешался третий человек, постарше.
Тут второй юноша, слегка пошатываясь, повернулся к стене и ключом нацарапал какие-то три слова на стене, чем вызвал недовольство бессильного против молодости бармена. Вольтер как-то снисходительно улыбнулся в сторону молодежи, но лицо его слегка покосилось, как будто от боли.
– Еще никто не применял столько интеллекта для призыва людей к дикости и деградации, как этот болван Руссо со своим трактатом против человечества. Вон уже молодежь отравил, старый бес. Этот стройный и миловидный парень похоже становится таким же бесом. Когда-нибудь он и нынешних друзей своих посчитает предателями за неготовность к примитивной агрессии в отношении противников идей Руссо, которые он будет считать своими.
– Франсуа, Вам обязательно надо вступить в нашу Ложу, – отвлек от разговоров соседнего стола Франклин, подписывая последний драфт Статей Конфедерации и Вечного Союза, которые Томас прислал ему несколько дней назад.
– Боюсь я уже слишком долго был атеистом, но я готов вступить, если Вам от этого сделается приятно. Жить мне осталось все равно не долго, и, кто знает, быть может скоро мне на самом деле предстоит узнать, насколько силен яд запретных плодов дерева познания добра и зла.
– За здравие! – сказали мы втроем и осушили бокалы.
Дневник Лазара Карно. 28 июля 1794 года.
Вчера воиска Национального Конвента под управлением Поля Барраса ворвались в здание ратуши и Шарль Мерда прострелил Максу челюсть, в тот момемнт, когда тот что-то подписывал. Вместо окончания подписи теперь пятно крови. Сегодня мы казнили немощного Макса на гильотине. У нас с ним были большие разногласия, но все равно остался тяжелый осадок. День был испорчен.
Мы сели ужинать в Прокопе с Маленьким Капралом. В прошлый раз ему, кстати, не хватило денег расплатиться здесь за счет, и он оставил свою двууголку в залог. Она и до сих пор здесь. Много говорили о будущем Франции. Пожалуй я назначу его главой армии в Италии. Немного самовлюблен, но хороший солдат.
Всю жизнь проходил мимо одной из книг с отцовской полки, а вчера решил-таки прочесть.
Подарок от Кунаева — “О моем времени”, позднее посмертно переизданная в расширенном и дополненном варианте под названием “От Сталина до Горбачева”.
Прочитал взахлёб. Крайне, крайне занимательно.
“[…] все средства массовой информации бьют тревогу: мы в глубоком кризисе. Об этом же не раз говорили в своих выступлениях руководители различных рангов и призывали всех скорее выйти из прорыва. Но почему это случилось? Как преодолеть кризис? Внятных ответов нет. Рискну высказать свою точку зрения. В бедственном положении […] мы оказались в результате неумелого управления страной. […] Даже наоборот: все основательно запутали и подвели экономику к катастрофе. Вот тогда-то на все лады и стали говорить о “застое””.
Странно, но никаких внешних кризисов в объяснение не приводится.
(На фото: слева – Совет-хан Габбасов, справа – мой дед, посередине – их научный руководитель по докторской, Василий Филлипович Крамаренко, эксперт-токсиколог от Советского Союза на Нюрнбергском процессе. Как говорят, Крамаренко препарировал труп Гитлера.)
По молодости у Василия Филлиповича был друг, тоже химик-токсиколог по образованию, который, волей судьбы, во время войны оказался на территории оккупированной Польши.
Вернувшись на Украину, этот друг был арестован и осужден на длительный срок как предатель родины.
После победы в мае 1945-го в Москву были тайно привезены обгоревшие трупы фашистской элиты для проведения экспертизы.
В это время Лаврентий Берия звонит Крамаренко во Львов и вызывает в Москву.
Напомню, что присоединенный лишь в конце 1930-х годов Львов, всё ещё был полон диссидентов, людей с антисоветским настроем. Поэтому, в 1945-м году “черный воронок” НКВД, подъехавший Вас забрать, ничего хорошего не предвещал.
Приехавшему в стрессе Крамаренко Берия даёт задание провести токсикологический анализ определённых трупов. Каких именно – история документально умалчивает, да и не суть.
Крамаренко, зная, что может провести анализ самостоятельно, тем не менее решается на следующий шаг: он говорит Берии, что не в состоянии выполнить задание в одиночку и что только один человек в Союзе может ему помочь – некто Картошко (фамилия вымышлена, т.к. я не уверен насколько история чувствительная по сей день).
Стоит помнить, что в это время всё ещё продолжаются репресии, продолжается время ГУЛАГов, люди умирают в лагерях. Какого мужества надо было набраться Крамаренко, чтобы в таких обстоятельствах пойти на такие риски.
Картошко моментально освобождают из тюремного заключения и привозят в Москву. Крамаренко говорит Берии, что на проведение экспертизы требуется один месяц.
Крамаренко и Картошко размещаются в двухэтажном здании на Садово-Кудринской, в лаборатории которого ранее бальзамировали Ленина, а после – Сталина, Хо Ши Мина, Ким Ир Сена и других.
Крамаренко и Картошко на самом деле заканчивают анализы за 3 дня, а остальную часть месяца пьянствуют, вспоминая молодость.
После завершения официального срока и представления результатов начальству, Берия, передавая волю Сталина, говорит Крамаренко:
– Проси всё что хочешь, вплоть до Героя советского союза.
– Друга отпустите.
Картошко был тут же освобожден, и впоследствии возглавил один достаточно известный фармацевтический институт. Как оказалось позже Картошко был оппонентом на защите докторской моего деда по токсикологической химии.
Ценой репутации, ценой, наверное, жизни, человек спас друга.
Как-то года 4 назад был у меня с моим профом Хьюстоном спор о происхождении терминов pricing kernel и state-price density в финансовой математике. Речь здесь о механизме межвременной зависимости между ценами и денежными потоками, условиями для отсутствия арбитража и т.д.
Случайно наткнулся спустя несколько лет.
Rational term structure models with geometric Lévy martingales.
Dorje C. Brody, Lane P. Hughston, Ewan Mackie
Stochastics An International Journal of Probability and Stochastic Processes
Vol. 84, Iss. 5-6, 2012
Вчера решили с друзьями съездить в Warwick, они – посмотреть первый раз на эту красоту, я – немного поностальгировать
Погуляли по территории университета, прошлись по родному Gibbet Hill Road, посмотрели на кукурузные поля возле Heronbank’а, даже пообщались с семейной парой лебедей возле озера перед Lakeside’ом. Но история не об этом
С чувством выполненного долга добрели до любимого всеми обитателями Warwick’a паба/бара/ресторана Varsity недалеко от университета. Там, кстати, сделали классный ремонт и перестановку со времён, когда я там бывал в последний раз.
В общем, зашли, взяли пиво, Maksat, Алиюшка и Talgat сели за стол на улице, а мы с Zhunussov Abay пошли заказывать провиант. Вот тут, собственно говоря и произошёл комедийный эпизод, ради которого всё это пишу
В ожидании свободного бармена, стоим общаемся с Абаем. Дальше возле бара стоит молодой парень, лет 30-ти с небольшим. Забрал свою пинту эля, смотрит на нас. Все аттрибуты учёного: интеллигентный, в очках, слегка на вид флегматичный (нисколько не пытаюсь обидеть). Подходит.
– А-а-а, Вы-ы откуда? – спрашивает он.
За пару секунд до этого, я, видя его вполне доброжелательное приближение, уже приготовил и протянул руку поздороваться и почти одновременно с его вопросом успел представиться:
– Ануар.
– Ануар? А-а-а, это где?
– Да нет, зовут меня Ануар, а так мы с Абаем из Казахстана.
– А-а-а, из Казахстана? Хмм. Понятно, понятно.
Наш собеседник взял небольшую паузу. Мы в это время сделали бармену заказ.
– А-а-а, а Вы кто?
Тут я даже немного растерялся, а Абай уже почти было начал что-то отвечать , но собеседник решил задать вспомогательный вопрос:
– Вы-ы, это, рентгеновские кристаллографы, или просто теоретики?
Никаких усилий не хватило бы, чтобы сдержать смех. Мы с Абаем пытаемся не ржать, и смотрим друг на друга в полном недоумении, с улыбками до ушей и с пинтами Stella Artois в руках. Ну явно не кристаллографы . В этот момент сильно не хватало моего хорошего товарища, Sem Gorfman, который в годы моего пребывания в Warwick’е как раз работал там постдоком-кристаллографом . В голову приходили Кикабидзе с Мкртчяном.
Тут собеседник пристально вгляделся мне в глаза.
– Скажите, а Вы случайно не были в Суздале? У Вас очень знакомое лицо.
Мы с Абаем чуть на пол не упали. Такого поворота после кристаллографов, уже может и стоило было ожидать, но мы, признаться, были не готовы
– Как-то, знаете, не приходилось. (до Суздаля и вправду пока тянуло).
– А-а-а, понятно. Ну очень знакомое у Вас лицо. Ну хотя на счёт Вас не уверен, но – (показывает на студента-казаха за одним из столов внутри) – вон того молодого человека я точно где-то видел.
– Бывает
Пауза в пару секунд.
– Ну-у-у, всего хорошего Вам.
Мы, честно сказать, уже надеялись на продолжение банкета и были немного разочарованы внезапным спадом интереса к нашим скромным персонам
– Взаимно, – сказал я и мы, не спеша, пошли обратно за стол.
Надо заметить, что у Абая очки точь-в-точь как у Фишера Блэка, так что на учёного он, в принципе, смахивать может 🙂
Почти лет десять назад в колледже в Оксфорде жил с парнем из Китая, в одной комнате 2.5×3 метра, целый год. Много друг друга учили родным языкам, кое-что отложилось.
Захожу сейчас домой после работы, в лифт за мной входит приятная бабушка-китаянка небольшого роста, в руках продукты. Решил помочь, чтобы не тянулась сама, – нажать ей кнопку этажа.
– “Вам какой этаж?”, – спрашиваю, по-английски, но видимо недостаточно громко.
– “Десятый”, – отвечает по-китайски, я понимаю, нажимаю.
Подъехали на её этаж, тут она поворачивается ко мне и спрашивает “а ты новенький что ли?” или что-то подобное.
Во-первых до конца не понял, во-вторых всё равно ответить не смогу, решаю прекратить фарс и отвечаю давно заученной фразой, что, мол, я не китаец, но чуть-чуть говорю, потому что жил с китайцем.
– “Как не китаец? Откуда выучил?” и т.п.
Повторил ещё раз по-английски, – не поняла, – тут уже её собственные пробелы
Внимательно посмотрела, улыбнулась снисходительно, что-то ещё добавила и вышла. В выражении лица читалось: “недоделанный ты какой-то, ну, в прочем, никто не идеален”.
