Я тут посмотрел, трафик Суэцкого канала, — один из неплохих предикторов мирового реального ВВП, — в марте 2015 г. показал 8%-ный рост по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года.
Вот вам и “самый пик мирового экономического кризиса”, от которого так страдает диверсифицированный индустриальный Казахстан.
После разговора с одним товарищем, мне показалось, что в русскоязычной культуре, в отличии от англоязычной, не очень распространена метафора лягушки в кипятке, или boiling frog.
Основана она реальных экспериментах 19-го века. Смысл экспериментов был в том, что, если поместить лягушку в кипящую воду, то она сразу выпрыгнет, или постарается выпрыгнуть, но если же поместить её в прохладную воду, и крайне медленно нагревать, то никаких рефлексных движений вызвано не будет, а лягушка, не воспринимая опасность, умрёт, будучи сваренной.
Современные биологи не подтверждают выводы ученых 19-го века, однако никто до сих пор не произвел зарегистрированной попытки повторить эксперимент, скажем, Эдварда Скриптчера, в котором температура воды увеличивалась на 0.002°C в секунду, а лягушка была найдена мёртвой спустя два с половиной часа.
Метафора эта, как правило, используется в качестве иллюстрации неспособности или нежелания людей реагировать даже на значительные изменения, если они происходят постепенно.
Фридрих Гольц, однако, с характерной немецкой щепетильностью, в 1869-м году, твёрдо установил, — что лягушка с удалённым мозгом точно не будет предпринимать попыток к бегству.
Ответ Андерса фог Расмусена, бывшего премьер-министра Дании и генерального секретаря НАТО, на бредовое мартовское интервью российского посла в Дании Михаила Ванина
в котором прозвучали слова угрозы: “Я не думаю, что в Дании в полной мере понимают последствия того, что произойдет, если Дания присоединится к возглавляемой США системе противоракетной обороны. Если это случится, датские военные корабли станут мишенями для российских ядерных ракет”.
Расмусен:
“Russia’s nuclear threats, against Denmark and others, are the hallmark of a weak country in economic, demographic and political decline. NATO has not aggressively victimized Russia, as Kremlin propaganda claims. The current conflict between Russia and the West – centered on the crisis in Ukraine – is, at its core, a clash of values.
[…]
For Russia, the threat posed by the Ukrainian protesters was existential. In demanding change, freedom, and democracy – right on Russia’s doorstep, no less – the protesters challenged Putin’s model of “sovereign democracy,” in which the president eliminates all opposition, restricts media freedom, and then tells citizens that they can choose their leaders. The Kremlin feared that if the Ukrainians got what they wanted, Russians might be inspired to follow their example.
That is why Russia’s leaders have been so keen to label Ukraine’s leaders as Russophobes and fascists. It is why they have portrayed the Baltic States for years as dysfunctional oppressors of their Russian citizens. And it is why they are now portraying the EU as decadent, immoral, and corrupt. The Kremlin is trying desperately to convince Russians that liberal democracy is bad, and that life under Putin is good. That requires not only spreading damaging lies at home, but also sowing violence and instability among its neighbors.”
“Thus a long term corporate bond could actually be sold to three separate persons. One would supply the money for the bond; one would bear the interest rate risk; and one would bear the risk of default. The last two would not have to put up any capital for the bonds, although they might have to post some sort of collateral.”
Сорри, мой вольный перевод:
“Таким образом, долгосрочная корпоративная облигация вполне может быть продана трём отдельным лицам. Один [контрагент] предоставил бы деньги для [финансирования] облигации; один понёс бы риск процентных ставок; и один понёс бы кредитный риск. Последним двум не пришлось бы вкладывать какой-либо капитал для [финансирования] облигаций, хотя им возможно пришлось бы предоставлять какой-то залог.”
Другими словами, безрисковая облигация может быть сконструирована из: рисковой облигации + страховки риска процентных ставок + страховки кредитного риска.
Если у вас не пробежали мурашки по коже, то я вам помогу. Эти строки были написаны в 1970-м году. В 1970-м!
Сегодня, разумеется, это уже практически общеизвестно, что финансовый актив есть ни что иное, как пакет различных рисков, которые можно по отдельности оценивать и продавать, но в 1970-м году это было практически дьявольское провидение.
Напомню, что первые процентные свопы начали торговаться в 1980-х, первые кредитные дефолтные свопы — в 1990-х.
А написал вышеуказанные строки, в неопубликованной заметке для самого себя, тогда ещё молодой 28-летний консультант компании Arthur D. Little, мой самый любимый мёртвый экономист Фишер Блэк.
Он конечно же, впоследствии стал и профессором в Университете Чикаго и партнёром в Голдман Сакс, и разработал модель, за которую его коллеги со-разработчики получили Нобелевскую премию по экономике в 1997-м году, спустя два года после его смерти.
Фишер никогда не брал ни одного курса по экономике или финансам, закончил бакалавра и мастера по теоретической физике, а затем получил докторскую степень по прикладной математике. Одной из первых проблем на работе в Голдмане для него был тот факт, что ему нельзя было приносить свой Game Boy с Super Mario Bros на работу.
Да простят меня те, кто, наверное, не простит, но предлагаю к прочтению новую статью Ролана Бенабу и коллег из NBER под названием “Forbidden Fruits: The Political Economy of Science, Religion, and Growth” на тему обратной статистической зависимости между религиозностью стран и уровнем научных инноваций в них.
Авторы не делают каких-либо уверенных заявлений относительно причинно-следственной связи между феноменами, а лишь предлагают подумать над наличием данного паттерна.
Паттерн сохраняется после внесения поправок для учёта разницы в ВВП, уровнях образования, уровнях населения и других факторах — то есть патттерн нельзя просто объяснить, ссылаясь на наблюдение, что более религиозные страны попросту беднее или имеют меньше ресурсов.
“For an economy to create the technical advances that enabled it to make the huge leap of modern growth, it needed a culture of innovation, one in which new and sometimes radical ideas were respected and encouraged, heterodoxy and contestability were valued, and novelty tested,compared,and diffused if found to be superior by some criteria to what was there before.”
— Joel Mokyr, (2012), “Culture, Institutions, and Modern Growth”.
Только заметил, что в прошлом месяце вышло второе издание сборника “Country and Political Risk” под редакцией Сэма Уилкина, старшего советника Oxford Analytica и Oxford Economics.
Этот крайне интересный журнал даёт очень широкий обзор различных факторов, определяющих динамику международных инвестиций и раличные best-practice методы оценки страновых рисков для портфельных менеджеров.
Все статьи этого сборника интересны, но в этот раз предлагаю к прочтению главу номер 7 под названием “Бегство капиталов как индикатор политического риска” за авторством Мишеля-Анри Буше.
Буше — специалист по оценке страновых рисков с огромным опытом работы в финансовой индустрии (ING Barings, BNP Paribas, World Bank, IIF), а его статья в этом сборнике рассматривает вопрос высокой корреляции между коррупцией и экспатриацией частных сбережений.
Для оценки динамики и объёмов бегства капиталов Буше использует довольно консервативные данные Банка Международных Расчётов по запасам и потокам депозитов субъектов не-банковского частного сектора в международных банках за пределами страны резиденства.
Естественно эти цифры включают в себя лишь один вид оттоков капитала и упускают из виду такие его формы как недвижимость, наличность за пределами банковской системы, облигации, mutual funds, частные трасты, кастодиальные счета и прочее. Другими словами, по всем меркам эти цифры очень консервативны, поскольку представляют собой исключительно эффект накопления частных банковских счетов заграницей после оттока капитала.
И тем не менее, эти цифры очень надёжным образом демонстрируют реакцию капитала на волатильность экономических и социо-политических условий в различных странах.
Не удивительно, Буше находит высокую корреляцию между бегством капиталов и низким качеством госуправления и высоким уровнем коррупции. Особенно остро эффект наблюдается в странах, где экономический рост связан с экспортом углеводородов — т.к. он способствует концентрации финансовых ресурсов. Он также находит, что резкое бегство капиталов может служить в качестве раннего индикатора социо-политической нестабильности.
Буше перечисляет различные внутренние центробежные силы, выталкивающие капитал за пределы страны:
1) неграмотная экономическая политика государства: отсутствие либерализации денежного (процентные ставки) и валютного (обменный курс) рынков, излишнее налогообложение и неэффективное расходование государственных средств, инфляция и излишний внешний долг.
2) неграмотное госуправление: риски национализации, непостоянство и непредсказуемость законодательства, плохое госуправление, слабость институтов и коррупция.
Естественно, обратно стороной в виде внешних притягивающих капитал факторов являются противоположные качества развитых стран в вышеперечисленных областях.
Опять же, предсказуемо, Буше находит, что капитал покидает страну ввиду того, что коррупция и институциональная слабость не предоставляют стабильных и благоприятных условий для безопасного и прибыльного инвестирования внутри страны.
Анализ Буше также показывает, что частные экспатриированные сбережения выше (относительно ВВП) в странах-нефтеэкспортёрах. Норвегия, естесственно, — исключение.
На приложенном графике отображена зависимость между индексом коррупции (по версии Transparency International) и долей углеводородов в экспортной выручке страны (по данным World Bank и IMF).
Весь этот анализ делает очевидным тот редко озвучиваемый факт, — или, как говорят англичане, the elephant in the room, — что никакие преференции иностранным инвесторам не помогут, пока резиденты сами не готовы оставлять капитал в стране.
The European Commission has just announced an agreement whereby English will be the official language of the European Union rather than German, which was the other possibility.
As part of the negotiations, the British Government conceded that English spelling had some room for improvement and has accepted a 5- year phase-in plan that would become known as “Euro-English”.
In the first year, “s” will replace the soft “c”. Sertainly, this will make the sivil servants jump with joy. The hard “c” will be dropped in favour of “k”. This should klear up konfusion, and keyboards kan have one less letter.
There will be growing publik enthusiasm in the sekond year when the troublesome “ph” will be replaced with “f”. This will make words like fotograf 20% shorter.
In the 3rd year, publik akseptanse of the new spelling kan be expekted to reach the stage where more komplikated changes are possible. Governments will enkourage the removal of double letters which have always ben a deterent to akurate speling. Also, al wil agre that the horibl mes of the silent “e” in the languag is disgrasful and it should go away.
By the 4th yer people wil be reseptiv to steps such as replasing “th” with “z” and “w” with “v”.
During ze fifz yer, ze unesesary “o” kan be dropd from vords kontaining “ou” and after ziz fifz yer, ve vil hav a reil sensi bl riten styl.
Zer vil be no mor trubl or difikultis and evrivun vil find it ezi tu understand ech oza. Ze drem of a united urop vil finali kum tru!
Und efter ze fifz yer, ve vil al be speking German like zey vunted in ze forst plas.
За ужином прочитал как очередной “эксперт” прогнозирует “неизбежную и необходимую” девальвацию тенге огромных масштабов.
Идея эта — хоть я с ней, в особенности со второй её частью, кардинально не согласен — бесспорно заслуживает место в теоретических обсуждениях, как минимум потому что в наших управленческих реалиях можно ожидать чего-угодно. Но уже даже не интересно в сотый раз комментировать сами доводы.
Также уже не интересно говорить о том, что эксперт по определению должен иметь специализированное высшее образование, прикладной профессиональный опыт и peer-признание — т.е. размахивания руками, беглого владения лексиконом и “здравого смысла” не достаточно — для того, чтобы в принципе называться экспертом. Хотя это слово уже давно утратило всякий смысл в Казахстане.
Но кое-что сказать всё же хочу.
Хочу напомнить два небольших урока из теории вероятности — закон больших чисел (ЗБЧ) и теорему Байеса (ТБ).
ЗБЧ — простым языком — утверждает, что выведенное опытным путём (из большого количества попыток) среднее арифметическое случайных чисел из распределения будет стремиться к теоретическому среднему значению этого распределения.
Примеры:
1) результат 100 раз подбрасывания идеальной монеты будет стремиться к 50 решкам и 50 орлам;
2) результат 120 раз бросания справедливой игральной кости будет стремиться к 20 единицам, 20 двойкам, 20 тройкам, 20 четвёркам, 20 пятёркам и 20 шестёркам.
ТБ — простым языком — в условиях несовершенности реальных данных, позволяет более точно пересчитывать вероятность тех или иных результатов, принимая во вниманиё информацию об уже случившихся результатах, и данные новых наблюдений.
ТБ технически достаточно контринтуитивна, в связи с чем не буду грузить читателя теоретическими объяснениями, и вместо этого приведу простой пример.
Представьте себе, что вы задали 10 вопросов типа да-или-нет магическому кристаллу, заранее зная ответы на задаваемые вами вопросы. Далее кристалл даёт вам свои ответы, лишь 5 из 10 которых — правильные.
Насколько полезен был бы вам такой кристалл в дальнейших вопросах, ответы на которые вы заранее не знаете? Не особо полезен, не так ли?
Согласно теореме Байеса, чьи-либо предсказания, имеющие безусловную вероятность успеха в 50% (то есть, эквивалентно подбрасыванию монеты) не несут никакой полезной информации.
Если бы вы попросили какого-либо “эксперта” сделать десять экономических прогнозов, сформулированные в виде да-или-нет (будет девальвация или нет, рухнет ли американская экономика через год или нет и т.д.), и прогнозы его совпали с реальностью пять из десяти раз, насколько полезным вы бы считали его следующий прогноз? Пользуясь логикой байесовской вероятности — не очень полезным, так как подбрасывание монеты угадает правильный результат то же самое количество раз (по ЗБЧ), что и “эксперт”.
С другой стороны, эксперт, намного чаще выдвигающий неуспешные прогнозы, чем успешные — тоже полезен. Просто послушайте его, и делайте ставки наоборот.
Может кто-нибудь начнёт вести картотеку прогнозов и фактов многоуважаемых экспертов?