Аксакал переворачивал страницы обветшалого дневника марки Moleskine, — такого же, как у Уайльда, Хемингуэя, и Матисса — купленного в начале века.
С листа на него смотрели потерявшие цвет чернила шариковой ручки:
“Пора возродившейся веры.
Покойный Мандела однажды написал, что нет ничего похожего на возвращение в место, не изменившееся с тех пор, как ты его покинул, чтобы понять то, как изменился ты сам. Вот уже некоторое время я снова живу на родной земле, но изменился не только я один. Покидая эту страну на заре новых идей, их успех казался мне неизбежной и радующей данностью.
Момент моего возвращения застал Страну Великой Степи на распутье. Прошедшие полторы декады высоких цен на увы единственный нетривиальных объемов экспорта товар, которая она производила, закончились. В этот завершившийся период удачную внешнюю конъюнктуру легко удавалось представлять в качестве успехов государственного руководства и никогда не упомянать вслух. На фоне пышных тоев и парадов, залитых сырьевыми деньгами, все надежды о прогрессе и ремиссии от голландской болезни тлели быстрее пепла под проливным дождем. За вычетом замков из китайской плитки, это были во многом потерянные годы, как для экономики, так и для гражданского сознания.
Однако стоило настроению нефтяного бога смениться, как некогда несуществовавший внешний мир вдруг оказался виноват во всех неудачах. Это было смутное и важное для страны время, время переосмыслений и время перемен. В напряженном воздухе резонировала небывалая готовность к государственным реформам.
Оставалась лишь надежда, что эта беспощадная нефть задержится в крутом пике и позволит найти нить утерянного времени. Казалось, что мы вновь получили шанс построить современную страну и соответствующее ей гражданское общество.
…”
– Аташка, что ты опять тут копаешься в своей пыли!? Там ведь вся страна у телевизора ждет объявления прогнозов Института Научного Шаманства имени Потомучто по цене на какой-то Брент на следующий, 2052-й год! – прокричал забежавший в комнату, по обыкновению без стука, подросток.
– Айналайн, чихать я хотел на твой Брент. Я пытаюсь напомнить себе о мыслях того времени, когда я был немногим старше тебя. Мы были полны переживаний и тихой веры в светлое будущее, и я записывал эти мысли, чтобы не дать себе забыть о них под уставшим весом надвигавшихся лет, – прокряхтел дед, сбрасывая пепел с сигары.
– Ну зачем тебе это нужно было, дед? – недоумевал юнец.
– Непрочитанные книги умеют мстить, балам, а ненаписанные — могут мстить вечно.